– …а потом он такой «Манта, ты же мой наследник, когда ты перестанешь таскаться всюду за своими придурковатыми друзьями», – возмущенно вещает Манта, размахивая руками от переизбытка чувств, – типа наследник чего? Его крошечного роста? Большое спасибо, очень надо, – заключает он в конце концов, не переставая, впрочем, пыхтеть от злости, как кипящий чайник. – К тому же мои друзья не придурковатые, а вот он сам тот еще придурок.

Если вы спросите, что случилось с Оямадой – с ним случился очередной домашний скандал, и, как водится, ему до крайности нужно было присесть кому-нибудь на уши с этой душещипательной историей о конфликте поколений. Поскольку Йо, вольготно развалившийся на заднем сиденье, фактически ушел куда-то в нирвану и в разговоре участия не принимал, вся мощь эмоциональной исповеди Манты пала на бедный помпадур ведущего машину Рю. На самом деле, юноше даже не обязательно было, чтобы ему отвечали на всю эту тираду, просто надо выпустить пар. Тогда он будет готов к их несомненно потрясным и супервеселым выходным и ничто больше не будет его тревожить. Вот такой гениальный план.

Йо в какой-то момент решает, походу, выйти из своей нирваны и вернуться в бренный мир помпадуровых водил и карликовых мальчиков. Да не просто так, а с дарами – ну, по крайней мере Манте косячок достается, а Рю придется подождать до места назначения. Оямада довольно затягивается, порядком успокоенный уже одним только процессом.

– Да вроде нет, – сообщает Манта в ответ на вопрос Йо, – ведь недолго, да, Рю? – потому что вообще-то он понятия не имеет, сколько им еще ехать. Где-то до того, как он начал жаловаться на жизнь, Оямада еще следил за указателями просто из любопытства, но потом по очевидным причинам ему стало совершенно не до того. Но в общем и целом, по его мнению, они провели в дороге достаточно времени для того, чтобы посчитать, что их конечная цель должна быть близко. Йо, впрочем, походу задал вопрос просто ради вопроса, потому что, когда Манта к нему повернулся, чтобы по доброте душевной вернуть косяк, тот по всей видимости просто заснул. Пожав плечами, юноша затягивается сам, чувствуя, как постепенно утихают последние отголоски его недовольства и все становится… весьма приемлемым. Еще немного и, наверное, даже станет вполне себе чудесным.

Йо на очередной кочке просыпается и выдает нечто о сектах и очаровательных сектантках, так что Манта не может не поинтересоваться у него с легкой ехидцей:
– О, и часто ты фантазируешь о непослушных послушницах?

Йо хорошо. Тело его едет в компании друзей по ухабистой дороге, подскакивая на кочках, и предвкушает веселье. Разум его свободно блуждает, вообще ни за что не цепляясь, и одновременно обнимая все на свете. Дух его так высок, что выше только гора Фудзи-Яма. Он встречается взглядом с Рю через зеркало заднего вида, и понимает, что другу уже не терпится присоединиться, и это замечательно, и это очень просто и опознать, и оправдать. Не понятно, и чего в некоторых штатах марихуана запрещена? Совершенно никакого вреда, одна польза. Например, на провокацию Манты Йо ожидаемо не реагирует никак, просто неопределенно улыбается и разводит руками, посмеивается. Мало ли, о ком и о чем он там фантазирует, тем более в таком смысле. Парень переводит тему:

— Манта, чувак... Вот скажи мне. Прям серьезно, по-честноку, — начинает он, но голос у него такой расслабленный, что ясно, что опасаться нечего. Впрочем, спросить он не успевает, отвлекается на кипучую деятельность водителя: слишком уж Умемия живой и энергичный, чтобы вот так вот взять и на него не перевести внимание целиком, не оставляя даже краешка сознания на действительно серьезный вопрос. Да и тем более, когда смеешься, голова трясется, и из нее все мысли сами вываливаются. Почему-то эвфемизм кажется ему таким невозможно-смешным, что он просто не может перестать смеяться:

— Да уж, братан, без дождевичка, — приступ хохота, — вообще никак. Я серьезно, кто его знает, что и куда они там у себя в культе суют.

Машина останавливается, Рю обещает управиться за пять минут, и, конечно, не верить ему невозможно, поэтому Асакура вываливается следом. Для того, чтобы размять ноги у него уйма времени, целое озеро Мичиган. Деревянные подошвы сандалий стучат по раздолбанным остаткам асфальта, — щебень как осколки костей павшего исполина, — и Йо вспоминает о незаданном очень важном вопросе и возвращается к Манте (карманный чувачок такой очаровательно-крохотный, что Йо с удовольствием наклоняется так, чтобы уравнять рост):

— Манта, вот скажи мне, какого цвета зеркало? — оно, конечно, прозрачное. Но при этом нифига не прозрачное. Серебряное. Но ничерта не серебряное. Даже (не) разноцветное! Удивительный, конечно, предмет, это зеркало, прямо-таки волшебный.  И он бы, конечно, поддержал разговор, в этом весь и смысл, но приспичить любому, даже самому просветленному, может в любой, самый неожиданный момент. Йо чешет в затылке, оповещает:

— Я отлить, — и движется в сторону замызганного обшитого некогда белой вагонкой туалета. Трипер там подцепить еще проще, чем от непослушной послушницы, но Асакуре это, конечно, до фонаря.